– Она училась на его курсе. Как и большинство участников спектакля. Иван за них больше, чем за себя переживает, но сделать ничего не может. Он же прекрасно понимает, что эти рецензии направлены не против актеров или самого спектакля, а персонально против него.
– Чью мозоль он отдавил на этот раз?
Художник глубоко вздохнул.
– По нынешним временам наш народный артист поступил неосмотрительно. Во время церемонии вручения театральной премии он позволил себе резкие и довольно язвительные высказывания в адрес власти. Этот кусок в эфир не пустили, но наказание за вольнодумство последовало незамедлительно – все спонсоры в одночасье раздумали давать деньги на новую постановку.
– Он ожидал другой реакции? – усмехнулась Александра. Она взяла фигурку опрокинутого короля и поставила посреди шахматной доски.
– А пока он лежал в больнице, директора театра, с которым он проработал четверть века, ушли на пенсию. И прислали нового – бойкую даму, прежде трудившуюся в какой-то озеленительной конторе. Театрального опыта, как ты понимаешь, ноль, но лезет всем руководить, даже творческими процессами.
– И он ничего не может сделать?
– Он попытался. Но ему жестко дали понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению. А уж после того, как он снял с афиш свое звание народного артиста, на него и многие коллеги ополчились. Но это не главное. Больше всего он переживает предательство своего лучшего ученика, которому хотел передать театр по окончании этого сезона.
– Ты говоришь о Соловьеве? И что он сделал.
– Да ничего необычного. Просто за спиной Сокольского он договорился с «культурным» начальством, и они назначили общее собрание, на котором коллектив театра должен дружно выразить недоверие художественному руководителю. После чего Сокольского отправят на пенсию, а Соловьев возглавит театр.
Александра тихонько присвистнула.
– Приехали. Ты не вмешаешься?
– Он считает, что сам справится.
В комнату вошла Поленька, неся маленький поднос со стаканом воды и двумя таблетками на блюдце.
– Пора лечиться! – строго сказала она. – Никита не забывал лекарства давать?
– Как бы он забыл, если ты по всему дому записочки с напоминаниями приклеила, – ответил художник, запив таблетки водой.
– Зато с гарантией! – отрезала Поленька. – На стол накрывать в обычное время? А то Никита сказал, что гостевой дом нужно подготовить.
– Позаботься, пожалуйста. А по поводу обеда мы потом решим.
– Потом так потом.
– Что за гости? – спросила Александра, когда Поленька вышла.
– Нырков. Я посчитал, что будет удобнее, если до субботы он со своими людьми погостит у нас, – ответил художник и, развернувшись на месте, покатил в кабинет. Александра отметила, что дед стал более ловко управляться с креслом-коляской. Вслед за ним она вошла в кабинет, служивший одновременно библиотекой, и закрыла дверь. Дед подождал, пока она устроится на старинном диване и коротко бросил: – Рассказывай.
У нее не ушло много времени на пересказ событий вчерашнего дня. Дед внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Этот кабинет имел такую же защиту, как и московская квартира, поэтому они могли беседовать, не опасаясь быть подслушанными.
Когда она закончила рассказ, Петр Николаевич строго произнес:
– Ты опять пренебрегаешь охраной.
– Со мной был Андрей, – с улыбкой ответила Александра.
– Я по этому поводу шутить не собираюсь! Или нужно напомнить, чем это заканчивается?
Александра укоризненно покачала головой, но ничего не ответила.
– Надеюсь, нам к этой теме возвращаться не придется, – сказал Петр Николаевич. – А теперь давай твои мысли обо всем этом.
– Всё указывает на то, что это связано не с нами, а с Логуновым. Во всяком случае, они начали таскаться за мной сразу после встречи с его вдовой. В ресторане нас очень внимательно слушали и снимали.
– Я тебе говорил, что Паша не так давно заезжал сюда?
– Зачем? – удивилась Александра. С незапамятных времен Логунов объявлялся на горизонте только раз в году – в день ее рождения. Если не считать традиционный торт на «Восьмое марта», обычно достававшийся Поленьке.
– Разговор был практически беспредметен. Как дела? Как здоровье? Правда, он вскользь упомянул, что в этот день твоего рождения, возможно, не сможет поздравить тебя лично.
– Назвал причину?
– Якобы, какая-то командировка.
– Хорошая командировка! Может быть, он предполагал подобный исход?
Петр Николаевич неопределенно пожал плечами.
– Разговаривал он не совсем естественно. Как бы сказал Сокольский, слишком плюсовал, демонстрируя оптимизм и благополучие.
– Сейчас подобное состояние в его кругах совсем не редкость, – сказала Александра.
– Но мало кто из них погибает в странной автокатастрофе.
– Ты думаешь, авария не была случайной?
– Я практически в этом уверен.
– У Поленьки такое же мнение.
– С ее проницательностью трудно соперничать. Кстати, он привез традиционный торт. По мнению Сокольского, настоящее произведение кулинарного искусства. Вот только на два дня раньше.
Александра достала из сумки футляр с серьгами, временно экспроприированными у Поленьки, открыла и положила на стол перед дедом.
– Вот об этом наследстве идет речь.
Петр Николаевич взял серьги, по очереди внимательно рассмотрел и положил обратно в футляр.
– Сколько ты портретов матери Логунова в детстве написала? Я думаю, не меньше десятка. И, насколько мне помнится, все с этими серьгами.
– Людей следивших за нами в ресторане эти серьги точно заинтересовали, – сказала Александра. – Во всяком случае, девица со скрытой камерой специально подходила к моему столу.
Петр Николаевич поднял трубку внутренней связи. Моментально раздался голос помощника:
– Слушаю, Петр Николаевич.
– Никитушка, зайди ко мне.
– Иду.
– Не думаю, что их интересуют сами серьги, – сказал Петр Николаевич. – Скорее всего, они предполагают, что Логунова могла передать тебе что-то в футляре или в них самих.
– Только в серьгах. Футляр мой.
– Ладно, с этим мы разберемся. А как там помощница Андрея?
– Работает с большим энтузиазмом и пока ни в чем не прокололась. Я начинаю сомневаться, что ее появление связано с юбилеем.
Предварительно постучав, в кабинет вошел Никита.
– Машина, которая вас сопровождала из Москвы, зарегистрирована на частное лицо, – сказал он Александре.
– Они еще здесь?
– Стоят у соседнего участка. У них на крыше установлен микрофон, закамуфлированный как деталь багажника.
– Что их микрофон берет? – спросил Петр Николаевич.
– Внутри дома точно ничего взять не может, а вот часть пространства перед домом они наверняка слышат. Но я уже всех предупредил.
– Сколько их там?
– Двое.
– Надо узнать кто они.
– Жестко?
– Пока это ни к чему.
– Понял. Сейчас всё сделаем.
– Не спеши. Сначала мы с Александрой погуляем перед домом и поболтаем немного. А вот когда вернемся, можешь действовать.
Никита кивнул и пошел к двери.
– И вот еще что, – остановил его Петр Николаевич. – Возьми эти серьги и исследуй. Возможно, там внутри что-то спрятано. – Он протянул руку внучке. – Вези немощного деда во двор. Полицедействуем, а заодно и весенним воздухом подышим.
***
– Хоть что-то записали, а то так бы и сидели тут попусту, – простуженным голосом сказал плечистый парень, сидящий на пассажирском сиденье «Тойоты». Убедившись, что файл с записанным разговором успешно отправлен, он отложил планшет. – Я так думаю, что мы с этой мадам напрасно паримся.
– Это пусть начальство решает. Делать выводы не наша работа, – ответил его напарник. – Наше дело прокукарекать, а там хоть не рассветай.
– С таким подходом, Валера, ты так и будешь кукарекать до пенсии.
– Поживем – увидим, – отмахнулся тот. – Еще неизвестно, чей подход лучше. На прошлой работе я твердо усвоил: инициатива всегда наказуема. В той или иной форме.
– Да брось ты! – Простуженный поправил наушник и полез в карман за сигаретами. – Перерыв в трансляции.
– Сань, может по кофейку вот с этим? – Валера извлек из внутреннего кармана небольшую плоскую фляжку.
– А ну-ка быстро убрал! – приказал Саня. – После работы будешь водку жрать.
– Это виски, а не водка, – с недовольным видом произнес Валера, но фляжку убрал.
– По-моему, менты едут, – сказал Саня, показав на приближающийся белый УАЗ с синими номерами.
– Да и хрен с ними! Нам-то что? – отмахнулся Валера, наблюдая за полицейской машиной. Когда она проехала мимо, он разглядел в ней трех человек. – Трое. Наверное, за водярой поехали, – пошутил он.
– Хорошо, что ты не хлебнул из своей фляжки. Сейчас поимели бы проблемы.
– Какие проблемы от этих сельских ментов? Шли бы они лесом!
